Раскопки поселения на окраине Волхова
В полевом сезоне 1998 году Северо-Западная экспедиция Санкт-Петербургского филиала Института культурного и природного наследия продолжила исследования памятников в районе Волховских порогов. В частности, были продолжены раскопки селища у деревни Новые Дубовики
Селище у д. Новые Дубовики входит в состав комплекса раннесредневековых памятников, состоявшего из городища, селища и 10 сопок, располагавшихся в северной и южной частях комплекса. Городище ныне не существует, оно уничтожено, как и значительная часть селища, карьером. Сохранились три сопки.
Описанный комплекс памятников известен исследователем со времен Зориана Доленго-Ходаковского. Он неоднократно посещался археологами в конце ХIХ – начале ХХ веков. В 1950 году в Эрмитаж поступил комплекс вещей, происходящий из урнового погребения с вершины одной из сопок (предположительно 17-IV – по нумерации В.П. Петренко). Опубликовавший данный комплекс В.П. Петренко отнес его к IХ веку. В 1952 г. раскопки на поселении вела Невская экспедиция (Н.Н. Гурина, Г.П. Гроздилов, С.Н. Орлов). Коллекция материалов позволила отнести основные напластования памятника к последним векам н.э. Е.Н. Носов провел в 1972 г. раскопки на участке между раскопами 1952 г. По их результатам были сделаны выводы о периферийном характере исследованного участка, занятого в древности хозяйственной застройкой. Находки наборного гребня, дирхема 746/747 г. чеканки и разнотипных бус позволили уверенно датировать освоение этой части поселения IХ, а быть может и VIII в.
В 1990 году в связи со строительством нового автодорожного моста экспедицией под руководством С.Л. Кузьмина была раскопана 9-метровая насыпь 17-II. Огромное трехъярусное земляное сооружение, единственная сопка таких размеров, исследованная современными методами, позволяет сделать важные выводы относительно внутренней структуры, погребальной обрядности и хронологии насыпей данного типа. Относительно богатый инвентарь из погребений на вершине 2 яруса сопки позволяет отнести время его сооружения к последней четверти IX – первой четверти Х столетия. Эту датировку подтверждает радиоуглеродный анализ. В 1997 году был исследован останец соседней сопки (17-III). Тогда же были продолжены исследования на селище.
Раскоп площадью 100 квадратных метров находился к северу от раскопа Е.Н. Носова, непосредственно примыкая к левому берегу высохшего ручья Мельник. В пределах раскопа были выявлены отчетливые следы производственной деятельности. Крицы, шлаки, льячка, фрагменты тиглей свидетельствуют о деятельности по металлообработке. Господство фрагментов лепной керамики, подпрямоугольная рамчатая пряжка, бутылковидная подвеска, характерная для восточнофинских древностей, бусы подтвердили в основном датировку предложенную Е.Н. Носовым.
Продолженные в 1998 г. раскопки скорректировали результаты предшествующих исследований. Прирезка, сделанная в южном направлении от раскопа 1997 г., в сторону раскопа Е.Н. Носова, площадью 10х10 м, открыла следы зоны жилой застройки.
В юго-западном секторе раскопа выявлена яма, представляющая собой остатки подполья наземного срубного жилища. Анализ заполнения ямы позволяет реконструировать детали конструкции сооружения. Подполье подпрямоугольной формы, размерами 3,2х2,2 м., ориентированное по линии СЗ-ЮВ, было углублено в материк на 0,6 м. В центральной части подполья прослеживались следы лаза. Жилище погибло в огне пожара. В разрезе заполнения подполья четко прослеживались слои рухнувших пола, печи-каменки, крыши и покрывавшего ее слоя дерна. Находившиеся между ними прослойки рыбьих костей и чешуи, возможно свидетельствуют о размещении под кровлей вязанок вяленной рыбы. В заполнении подполья встречена исключительно лепная керамика. С этой же постройкой связаны пряслице из песчаника, фрагмент звена котельной цепи, железный рыболовный крючок, глиняные бусы, глазчатая бусина, фрагменты печеночных пастовых и янтарной бус, фрагменты тиглей, нож.
Аналогичное по устройству жилище, по всей вероятности, погибшее в огне того же пожара, находилось к востоку примерно в 4 м. Яма подполья имеет несколько другую ориентацию, но проходящая к северу от выявленных объектов ограда, представленная рядом столбовых ямок, отделявшая “жилую” зону от “производственной”, явно связывает их в единый синхронный комплекс. Из заполнения ямы собрана исключительно лепная керамика.
Для уточнения хронологии застройки, погибшей в результате пожара существенно, что первое из описанных подполий прорезал котлован еще одного аналогичного сооружения, также содержавший в заполнении исключительно лепную керамику. Учитывая время распространения в Ладоге посуды, сделанной на гончарном круге, – 930-е годы – следует относить нижний горизонт жилой застройки по крайней мере к последней четверти IX века или ранее. В пользу последнего предположения свидетельствует находка на исследованном участке архаичной пряжки D-образной формы.
Среди других находок можно упомянуть железный рыболовный крючок-самолов, листовидный наконечник стрелы, разнотипные ножи, ледоходный шип, глазчатую бусину, фрагменты печеночных бочонкообразных бус, трапециевидную бронзовую подвеску, флаконовидную бронзовую подвеску, имеющую аналогии в круге восточнофинских древностей и др.
Сравнительно плотная “жилая” застройка, выявленная между участками “хозяйственной” зоны, исследовавшейся Е.Н. Носовым в 1972 г. и “производственной”, исследовавшейся нами в 1997 г., опровергает мнение о периферийном характере участка поселения. В свою очередь, это свидетельствует о значительных размерах поселка и многочисленности его обитателей. Дальнейшие исследования позволят уточнить хронологию этого памятника и выяснить его соотношение со Староладожским поселением.
Отсутствие среди керамики раннегончарных форм демонстрирует, что жизнь на поселении носила пульсирующий характер. Пережив расцвет на рубеже IХ-Х вв., к моменту распространения гончарной керамики его площадь явно сократилась. Возможно, что в этот период роль центра в районе порогов переходит к Михайловскому погосту, находящемуся на противоположном берегу Волхова.
Кроме комплексов периода раннего средневековья в раскопе встречены предметы иных эпох. Кремневые отщепы, фрагменты пластин и скребки могут относиться к эпохе мезолита. Учитывая находки, происходящие из-под сопки 17-III и с северной оконечности улицы Степана Разина, можно говорить о достаточно устойчивом освоении кромки правого коренного берега р. Волхов в мезолите. К раннему железному веку могут относиться два серповидных ножа. Принимая во внимание факт находки сетчатой керамики на городище, отмечавшийся А.А. Спицыным, можно предполагать, что раннесредневековое поселение расположилось на месте поселка аборигенного населения. В силу малой изученности древностей раннего железного века, отсутствии их детально разработанной хронологии, невозможности выделить в Нижнем Поволховье памятники третьей четверти I тыс. н.э., вполне вероятно, что интервал в освоении этой местности был минимален или его вовсе не было.
Особый интерес представляет комплекс открытый в северной части раскопа. В яме колоколовидной формы, размерами 1,6х1,7 м, глубиной до 0,8 м, заполненной слабогумусированным суглинком, без включения культурного слоя, находился аккуратно уложенный валунный камень размерами 1х1,1х0,45 м. На его поверхности имелось углубление в виде левой ступни человека, глубиной до 3-4 см, возможно искусственного происхождения. Ниже него располагались ступенькообразные выступы. В заполнении ямы найден фрагмент донца позднесредневекового горшка. Обращает на себя внимание факт преднамеренного, причем тщательного, закапывания валуна в период, когда поселение было уже необитаемо. Вряд ли стоило прилагать такие усилия, чтобы освободить для пашни незначительный участок. Проще было бы спихнуть камень в находившийся поблизости овраг. Внешне валун весьма похож на т.н. камни-следовики. Оббитость поверхности и близость к зоне металлообработки, расположение в районе плотной застройки конца I тыс. н.э. наводит на мысль об его использовании в качестве наковальни для обработки криц, подобной открытым на Земляном городище Старой Ладоги. Позднее, приметная каменная наковальня на заброшенной кузнице могла стать местной почитаемой святыней. В период гонений московского духовенства на языческие, с его точки зрения, верования населения Новгородской земли (грамота архиепископа Макария в Водскую пятину, постановления Стоглавого собора) подобные объекты почитания уничтожались. Вполне вероятно, и этому не противоречат археологические данные, валун-следовик, находившийся на территории бывшей владычной, а затем государевой Порожской волости, был закопан. За прошедшие столетия память о нем стерлась, традиция исчезла. Конечно данная интерпретация может рассматриваться только как одна из возможных гипотез.
Несомненно, что исследования поселения у д. Новые Дубовики имеют широкие перспективы. Изучение комплекса памятников при начале Волховских порогов вносит существенные детали в картину исторических процессов на севере Руси в эпоху становления государственности.
С.Л. Кузьмин, И.И. Тарасов
Опубликовано в сборнике: Ладога и эпоха викингов. Четвертые чтения памяти Анны Мачинской. СПб. 1998. с. 55-58
