Александр Невский… «Преклонив выю в Орде…»
«В лето 6770 [1262] …поиде князь Олександръ в Татары…»
Так кратко и скупо сообщает новгородская летопись о поездке князя Александра Невского в Сарай по вызову хана Берке. Пять раз ездил Александр Ярославич «в татары», но никто не думал, что эта, шестая, поездка окажется последней…
Собираясь к Берке, вспоминал Александр Невский свою первую поездку в Сарай и Каракорум… Горькие думы одолевали его тогда: «доселе не преклонял он выи в Орде». В Новгородской земле гордились тем, что он не зависит от Орды и даже «стращали им моголов». Ведь и татарам известны были победа русского войска над шведами у впадения реки Ижоры в Неву и битва русского войска с немецкими рыцарями на Чудском озере. Батый велел всё-таки сказать ему:
«Князь Новгородский! Известно ли тебе, что Бог покорил мне множество народов? Ты ли один будешь независимым? Но если хочешь властвовать спокойно, то явись немедленно в шатре моём, да познаешь славу и величие моголов».
Привезли князю от Батыя охранную грамоту, чтобы мог он спокойно добраться до Сарая, где основал хан свою столицу. Ехать к татарам не хотелось: наслышан был Александр Ярославич, каким унижениям подвергают они русских князей. Да и не так давно схоронил он отца своего — князя Ярослава, который там же, попив и поев из рук матери хана Гуюка, умер спустя семь дней после приёма. Узнав тогда о смерти отца, поехал Александр из Новгорода во Владимир, где горько плакал о нём. Ведь потерял он не просто отца, но и наставника и друга, который до последнего дня своего вёл его по жизни.
Не ехать и тогда (а шёл 1248 год) было нельзя: великая ханша Огул-Гамиш потребовала к себе братьев Александра и Андрея Ярославичей. Ослушание грозило новыми набегами татар на русские земли, не зря прислала она в Новгород своего посла, дотоле невиданного в этих краях.
Александр Ярославич знал: состояние русских земель было самое плачевное. Летописцы так писали об этом:
«Батый как лютый зверь пожирал целые области, терзая когтями остатки. Храбрейшие князья российские пали в битвах; другие скитались в землях чуждых; искали заступников между неверными и не находили; славились прежде богатством и всего лишились. Матери плакали о детях, пред их глазами растоптанных конями татарскими, а девы о своей невинности: сколь многие из них, желая спасти оную, бросались на острый нож или в глубокие реки! Жены боярские, не знавшие трудов, всегда украшенные златыми монистами и одеждою шелковою, всегда окруженные толпою слуг, сделались рабами варваров: носили воду для их жен, мололи жерновом и белые руки свои опаляли над очагом, готовя пищу неверным… Живые завидовали спокойствию мертвых».
«Да,- раздумывал князь Александр,- один Новгород остался цел и невредим. Но и его надо спасать». Александр Ярославич знал хорошо и о том, что «сила Батыева несравненно превосходила нашу и была единственною причиною его успехов, ибо сей завоеватель беспрестанно умножал рать свою, присоединяя к ней побеждённых. Ещё Европа не ведала искусства огнестрельного, и неравенство в числе воинов было тем решительнее». К тому же татары «любили войну для добычи; перевозили на волах свои кибитки и семейства, жён, детей, везде находили отечество, где могло пастися их стадо… Видя неприятеля, бесчисленные толпы сих варваров, как волны, стремились одна за другой, чтобы со всех сторон окружить его, и пускали тучу стрел, но удалялись от ручной схватки, жалея своих людей и стараясь убивать противника издали. Ханы и главные начальники не вступали в бой: стоя назади, разными маяками давали повеления и не стыдились иногда общего бегства; но смертию наказывали того, кто бежал один и ранее других. Стрелы моголов были весьма остры и велики, сабли длинные, копья с крюками, щиты ивовые или сплетённые из прутьев».
«Александр любил Отечество более своей княжеской чести: не хотел гордым отказом подвергнуть оное новым бедствиям и, презирая личную опасность не менее тщеславия, вслед за братом Андреем поехал в стан монгольский…». Ему предстояло сделать выбор, с кем идти: с Сараем или с Каракорумом, ведь ханша Огул-Гамиш не ладила с Батыем.
Ехать было не близко: по прямой от Владимира до Сарая почти восемьсот вёрст. Да от Сарая до Каракорума — почти три тысячи вёрст. Когда доедешь! Собирались основательно: брали летнюю и зимнюю одежду, запасы продуктов и много денег, мехов и драгоценностей — подарки хану, его жёнам (только у хана Батыя их было не то двадцать шесть, не то двадцать восемь) и всему ханскому окружению. Без подарков, как говорил путешественник Плано Карпини, «посол не мог исполнить своих дел», мало того, в Орде «он не ценился ни во что».
Выехали зимой на санях. Для поездки купили татарских лошадей, на вид маленьких, неказистых, но умели они добыть себе пропитание из-под снега, ведь никаких запасов сена, соломы или другого корма у татар не было. Народу собралось много: ехали воеводы, бояре, толмачи — переводчики с татарского, латинского, арабского, греческого. Ехали с князем и духовники, ведь в пути придётся встретить Пасху, Рождество и другие праздники. Было с кем побеседовать, было кому грехи отпустить.
Долгий путь в Сарай лежал по берегу Волги. Приволжские степи чаще пусты и безлюдны. Грустная картина представала перед путешественниками: ни села, ни города, а зверей множество. В бывших половецких станах попадались только каменные бабы-истуканы с толстыми животами и сложенными под животом руками, то стоящие, то сидящие. Повсюду виднелись едва заметённые снегом черепа и кости погибших. Никто не ведал, чьи кости нашли здесь упокоение: может, пал здесь от татарской руки воин-половчанин, а может, погиб на пути «в полон» и свой брат-славянин.
Особенно неуютно в степи зимой. Разгуляются вдруг сильные снежные бури: ветер снимает верхний слой земли и несёт его со снегом прямо в лицо путникам, заливая его грязными, холодными потоками. Ранней весной степь расцветает: сочно зеленеет трава, пестреют дикие цветы-тюльпаны, жёлтые, красные, невиданные в русских землях, цветёт густо-фиолетовый дикий лук, синеет дельфиниум. Звенят над степью птичьи голоса — это заливаются в голубой вышине жаворонки. Всё радует глаз, волнует душу.
К середине лета трава снова выгорает. Только балки зеленеют густыми кустиками полыни да седой ковыль серебрится в низинах. Пара чахлых деревьев да редкий кустарник встретится на долгом пути. Плоскую гладкую равнину, изрытую сусликами, сменяет холмистая степь с невысокими каменистыми сопками. Эти картины не раз промелькнули перед глазами князя.
Но необычная красота природы лишь ненадолго отвлекала Александра Ярославича от тяжёлых раздумий. Вот встретился путникам татарский разъезд — небольшой посёлок из русских и булгар. Старейшина заставы, узнав, кто едет к Батыю, отправил с вестью об этом гонца, а князю и его спутникам выделил провожатых и своих коней. По дороге застав таких было множество. Не ожидая принуждения, спутники князя вручали старейшинам дары: надо было умилостивить их, хоть немного расположить к себе.
Теперь русский караван переходил на попечение татарской ямской службы, которая связывала воедино всю монгольскую империю. Ямы — постоялые дворы со сменными лошадьми — позволяли ехать с утра до ночи, три-четыре раза в сутки меняя лошадей. За день одолевали путешественники около пятидесяти вёрст. Пройдёт немного времени, и возниц этих станут называть ямщиками. А потом появятся у русского народа и печальные песни о ямщиках, их нелёгкой доле.
Вот и Сарай — столица Батыя. Местом для неё хан выбрал центральную часть бывшей Половецкой степи, в устье Волги. Сарай мало напоминал русские города и удивил князя Александра своим необычным видом. Город состоял из поставленных на колёса кибиток, сплетённых из прутьев и тонких палок, с отверстием в середине для дыма. Кибитки были самых разных размеров. Стены и двери из войлока, колёса — из плетёных прутьев. Верх «дома» тоже был покрыт войлоком, только белым, пропитанным извёсткой или порошком из костей. Большие дома-повозки предназначались для жён Батыя, маленькие — для прислуги. Рядом стояли десятки грузовых плетёных коробов на колёсах. Не сразу удалось Александру Ярославичу увидеть всё это, но он с большим любопытством и вниманием разглядывал ханскую столицу. Голая степь: ни деревца, ни кустика — и вдруг такой город — Сарай.
Странно выглядели и жители этого необычного города, особенно женщины.
«На голове они носили нечто круглое, сделанное из прутьев или из коры, высотою в один локоть и вверху четырёхугольное, украшенное длинным прутиком из золота, серебра или дерева, либо пером. Всё это нашивалось на шапочку, спускавшуюся до плеч. На шапочке и уборе — белое покрывало. Без этого убора женщины никогда не появлялись на глаза людям, и по нему узнавали замужних. Девушек же и незамужних с трудом удавалось отличить от мужчин, так как одеяние как у мужчин, так и у женщин было сшито одинаковым образом — кафтаны, спереди разрезанные сверху донизу и запахнутые на груди».
Вокруг города раскинулись стоянки-поселения подвластных Батыю народов: половцев, булгар, русских. Купцы, ремесленники, рабы, духовенство — всё смешивалось здесь в пёструю толпу — огромный базар, который сопровождал Орду Батыя. Орда — это двор Батыя, центр поселения. Были здесь и иноземцы. Все они хорошо знали, с какой стороны от ханского двора нужно снимать и ставить свои шатры. Самое видное место занимали здесь русские. Среди них и разместился князь Александр со своими спутниками — русское посольство. От ханского двора полагалось им довольствие: кумыс, вино, варёное мясо без соли и просо. Придётся, преодолевая брезгливость, пить кумыс (кобылье молоко), есть мясо. Другого здесь не найти, а свои припасы подходят уже к концу.
Управляющий ханского двора осведомился у русских о цели их прибытия и «о тех дарах, которыми они хотят почтить Батыя. После этого сами князья и их дары должны были миновать разложенные огни, куда татарские волхвы бросали часть привезённых сокровищ». При этом ни в коем случае нельзя было прикасаться к верёвочному пологу ханского шатра.
Хан Бату — Бат хан, сын Джучи и внук Чингисхана — второй человек империи, старался окружить себя всем возможным великолепием. Большие, красивые шатры из льняной ткани охраняли привратники. На возвышении, напоминавшем трон, сидел он, скуластый хитрый человек, принимавший только коленопреклонённых просителей. Перед входом в ставку стоял стол, уставленный золотыми и серебряными чашами с напитками: кумыс, меды, вина. Когда хан брал в руки чашу, певцы, стоявшие неподалёку от него, начинали играть монотонные степные мелодии и напевать такие же грустные и унылые песни кочевников.
«Приезжавших к Батыю проводили между двумя огнями, которые, по мнению татар, защищали от злых помыслов и отнимали силу скрытого зла. Прежде чем вступить в шатёр, несколько раз кланялись, не касаясь порога… Александру Ярославичу, как и всем, предстояло исполнить обряды «сквозь огонь, поклонение кусту и идолам их». Благоверный князь мужественно отказался от языческих обрядов… Спокойное мужество поразило придворных хана… «Смерть ему, смерть!»,
— завопили волхвы.
Прошло несколько минут ожидания. Александр остался у горящих костров. Наконец явились ханские слуги и, к общему удивлению, принесли приказ хана не принуждать Александра к исполнению обрядов… Трудно сказать, почему, но властитель Золотой Орды решил не подвергать унизительному для русского человека обряду Александра Невского и принять его у себя.
К ханскому шатру новгородский князь шёл мимо костров под удивлёнными взглядами телохранителей. У самого шатра ханская охрана тщательно обыскала гостя: искала в его одежде спрятанное оружие. Только после этого приближённый хана торжественно провозгласил имя князя и велел войти, не наступая на порог, через восточные двери шатра, потому что через западные входил лишь сам хан. С подобающим достоинством Александр и предстал перед Батыем. Величественный вид князя поразил хана. Батый понял, что перед ним князь, превосходящий многих других князей умом и достоинством. Самодовольная улыбка скользнула по его лицу, когда Александр, войдя в просторный шатёр, подошёл к Батыю, который сидел на столе из слоновой кости, украшенном золотыми листьями, поклонился ему по монгольскому обычаю, то есть четырёхкратно пал на колени, простираясь потом по земле. После этого русский князь сказал основателю Золотой Орды слова приветствия».
Батый, должным образом «почтив» Александра Ярославича и его спутников, отправил их в Каракорум. Испытав унижение от Батыя, худшего ожидали они от столицы Золотой Орды — Каракорума. Теперь только от дипломатического искусства зависело их будущее. «Из ставки Батыя путь князя пролегал через разорённые монголами земли народов, живших севернее Каспийского и Аральского морей. Свыше недели ехали русские по земле половцев, по пять — семь раз в день получая лошадей, то не меняя их по два-три дня. Для питья топили снег на кострах, пищу расходовали бережно… Вокруг по-прежнему расстилалась снежная пустыня — ни городов, ни селений. Все они уничтожены завоевателями — кочевниками. Немногие уцелевшие от нашествия — в рабстве у монголов. Одни редкие татарские ямы. Чужие земли, чужие нравы».
Князь Александр Ярославич с братом должны были ехать в Каракорум, потому что Батый, хоть и был самым сильным из монгольских ханов, не считался верховным властелином Орды. Он был наместником великого хана.
Э.Е. БОЛЬШАКОВА
Окончание следует
