Живая память дневников. Часть 2

Совсем недавно мы отметили Новый год. Но многие ли из нас в этот праздничный день задумались, как восемь десятилетий назад измученные голодом жители города на Неве встречали этот праздник под обстрелами в промёрзших домах.

Блокадная зима 1941–1942 годов была самой тяжёлой и трагической в истории города. Температура тогда опускалась ниже 41 градуса. Каждый день от голода, холода и бомбёжек в Ленинграде умирали более 4 тысяч человек. Несмотря на жесточайшие испытания, равных которым не знала мировая история, город продолжал жить, бороться, трудиться, ковать Великую Победу. Наконец, 18 января 1943 года наступил переломный момент в битве за Ленинград – блокада была прорвана.

О чём думали в эти дни ленинградцы, как переживали потери, чего боялись, что давало силу и наполняло надеждой? Мы продолжаем публиковать материалы Президентской библиотеки – это воспоминания и дневниковые записи людей о блокадном времени.

Юрий Давыдович Хазанов (1915 г.р.)

8 января 1942 г.:
«Вот уже и 1942, это будет памятная встреча Нового года. На столе была капля вина с водой и пшённая каша, это моя первая пшённая каша с момента начала войны. Это был лукуллов пир. Пожелали мы друг другу счастья, прослезились и в 8 часов легли спать, чтобы не захотеть больше кушать.

И вот с первого числа наступил настоящий голод, нет ничего кроме хлеба и чая без сахара. Люди ходят по улице почти мёртвые. Я распух как колода. Нет сил двигаться. Вчера за весь день съел грамм 250 хлеба и 4 полушки из мяса весом каждая граммов 10. Что-то таинственное творится в Ленинграде, какой-то злой рок повис над горизонтом. Наша семья дошла до точки: ни дров, ни пищи, ни света. Я от голода жую без разбора любые лекарства, корицу, лимонную кислоту и вообще всё, что попадается под руку».

Надежда Фёдорова Васильевна (1927 г.р.)

«А есть всё хочется, и с этим ничего не поделаешь. Казалось, что эта мысль съедала всё твоё существо. Помню, как мы с братом нашли сыромятный ремень. Разрезали его на кусочки и долго, долго варили, всё ждали, когда в этом бульоне появятся звёздочки жирка. Пилили стулья, чтобы затопить печурку. На моём большом пальце и до сих пор сохранились зигзаги от пилы. А на одном пальце ножом отрезана макушка. Она приросла не ровно. Уж очень хотелось тоненькими кусочками нарезать хлеб, чтобы было его побольше».

Александр Владимирович Циммерманов (1931 г.р.)

«В третьей декаде ноября хлебный паёк был урезан до 125 грамм. <…> Других продуктов почти не получали. <…> Родители, что не выживут, почувствовали с утра 31 декабря, с санками пошли к сестре отца, моей крёстной, и только к вечеру добрели до дома, чтобы оставить меня. Но обратно идти уже не могли. 3 января 1942 г. умерла мама. <…> Вслед за мамой 18 января 1942 г. умер папа, которого удалось захоронить только 26 января. <…> За захоронение в могилу пришлось отдать их хлебные карточки».

Нина Петровна Полоцкая (1931 г.р.)

«Смерть измученных холодом, голодом людей наблюдалась повсеместно и была явлением обыденным. К окружающей тебя каждый день смерти привыкли. Слёз уже не было, не осталось, появилось полное равнодушие. Все понимали, что в любой день эта участь могла ожидать любого. Поначалу смерть родных людей переживали очень сильно, отчаянно, но потом люди настолько очерствели, сил реагировать уже не было. Трупы были повсюду. Идя по улице можно было видеть замерзших мёртвых людей. Они сидели, прислонившись к стенам домов, или лежали на середине улицы. <…> Однажды по Кондратьевскому, вероятно, на Пискарёвку или на Богословское ехали машины с трупами, и их было много. Окоченевшие тела с торчащими в разные стороны руками и ногами. Люди, молча, взглядом провожали эти машины».

Юрий Давыдович Хазанов (1915 г.р.)

3 февраля 1942 г.:
«Эх! Кабы мне вырваться из этого ада, и кончилась бы эта проклятая бойня, как бы я смог теперь после этого кошмарного урока, как бы я смог хорошо устроить свою жизнь, только бы бог и судьба дали мне жизнь. Моя мечта Батуми. Забрать маму и на юг к теплу, морю, фруктам и овощам, к тихой, спокойной и мирной жизни. А ведь это не миф, а вполне реальные мечты <…> Господи, дай хоть проблеск в моей жизни к лучшему. Ну за что так наказываешь, уж не такой я грешник. <…> Я хочу жить, мне всего 27 лет и я имею право на жизнь. Да! Должен быть поворот. 8 месяцев мучений при моих силах и здравии — это для меня через край».

Елизавета Алексеевна Доброва (1930 г.р.)

«Ленинградцы-блокадники это особого сорта люди! В самое трудное время осады города, сами голодные и ослабленные, эти люди помогали друг другу, чем и как могли! Так и нам помогла соседка по нашей лестнице, жившая выше, над нами. Заметив, что мама не выходит, тётя Злата спросила меня о маме. Я ей всё рассказала, и она сразу пришла к нам, посмотрела в каком состоянии мама, погоревала с нами, а потом сходила домой и принесла целое блюдечко горчицы!!! Это был, поистине, Царский подарок! Несколько раз мы ставили круговые горчичники, и это спасло маме жизнь.

В памяти моей с той поры осталось навсегда, — если человек в беде, ему надо обязательно помочь, — чем и как можешь! В тяжёлое время легче перенести все беды-невзгоды, если чувствуешь, что рядом есть добрый Человек, который с тобой и готов прийти на помощь в трудную минуту. Ленинградцы тех лет и «старое поколение» истинных блокадников, как пионеры, всегда готовы помочь тому, кто в беде».

Юрий Васильевич Соболев

«После 10 января 1943 года целую неделю в городе был невообразимый гул, казалось, что бои идут в самом городе. Небо вспыхивало заревом, земля дрожала под ногами».

Елизавета Алексеевна Доброва (1930 г.р.)

«12 января 1943 года, с утра раздался грохот боя по всему периметру города. Выйдя на улицу, мы увидели на ещё тёмном небе сполохи огней. Было понятно, что на фронте идёт непрестанный бой! Грохот продолжался несколько дней! И вот, 18 января канонада затихла.

Дада Михайлович Тайд

18 января 1943 г.:
«В 22-45 сообщение Совинформбюро о прорыве блокады г. Ленинграда. Взят Шлиссельбург и Синявино. Я возбуждён, слишком велика радость для ленинградцев. После 7-дневных боёв войска Волховского и Ленинградского фронтов – соединились».

Юрий Васильевич Соболев

«Петля на горле города ослабла, дышать стало легче. Узкий, шириной 10 километров коридор Ладожского озера. Эта отвоёванная полоска земли стала артерией, связывающей Ленинград с Большой Землёй».

Фёдор Григорьевич Ешугов

18 января 1943 г.:
«По случаю прорыва блокады в Ленинграде праздничное настроение, на фабриках, заводах, в учреждениях проходят митинги. Всю ночь радио извещало мир о радостном известии – прорыве блокады. Особенно радостно это нам, ленинградцам, пережившим суровые месяцы блокады».

Дада Михайлович Тайд

«Всюду радость и оживление. На улице, в трамвае – везде. На лицах радостное возбуждение. По радио – беспрерывно музыка, стихи, рассказы эпизодов боёв. Город – разукрашен красными фагами».

Елизавета Алексеевна Доброва (1930 г.р.)

«Люди плакали от радости и говорили: «Ну, теперь мы выживем! Слава Богу!». После прорыва блокады нам увеличили нормы выдачи продуктов, и стали выдавать мыло, специи и другие товары по дополнительным талонам. <…> Стало легче жить. Хотя артобстрелы и авианалеты продолжались, но мы уже свыклись с жизнью фронтового города, и свободно бегали от школы до дома, даже когда снаряды свистели над головой. По звуку взрыва мы знали, куда падают снаряды, и как таблицу умножения, выучили: если слышишь свист снаряда, значит это не твой снаряд!»

Продолжение в следует